Клайв Льюис - Космическая трилогия [сборник]

— Вы меня слышите? — спросил он.

Марк молчал. Он думал, и думал напряженно, ибо знал, что, остановись он хоть на миг, страх сломит его. Да, христианство — выдумка. Смешно умирать за то, во что не веришь. Даже этот человек на этом самом кресте обнаружил, что все было ложью, и умер, крича о том, что Бог, которому он так верил, оставил его. Этот человек обнаружил, что все мироздание — обман. Но тут Марку явилась мысль, которая никогда ему не являлась: хорошо, мироздание — обман, но почему же надо вставать на его сторону? Предположим, правда совершенно беспомощна, над ней глумятся, ее терзают, убивают, наконец. Ну и что? Почему не погибнуть вместе с ней? Ему стало страшно оттого, что самый страх исчез. Все эти страхи прикрывали его, они защищали его всю жизнь, чтоб он не совершил того безумия, которое совершает сейчас, когда говорит, обернувшись к Фросту:

— Да будь я проклят, если это сделаю!

Он не знал и не думал, что будет дальше. Он не знал, позвонит ли Фрост в звонок, или застрелит его, или прикажет снова. Фрост глядел на него, а он на Фроста. Потом он увидел, что Фрост прислушался. Потом открылась дверь, и в комнате оказалось сразу много народу — человек в красной мантии (бродягу он не узнал), и странный священник, и Уизер.

В большой гостиной царило беспокойство. Хорее Джалс, директор института, уже полчаса как прибыл. Его повели в кабинет ИО, но ИО там не было. Его повели в директорский кабинет и надеялись, что он там застрянет; он не застрял. Через пять минут он свалился им на голову и стоял теперь спиной к огню, попивая херес, а главные люди института стояли перед ним.

Беседовать с ним было всегда нелегко, ибо он упорно считал себя настоящим директором и верил, что основные идеи принадлежат ему. Поскольку он не знал другой науки, кроме той, которую ему преподавали в лондонском университете лет пятьдесят назад, и другой философии, кроме той, которую он почерпнул из Геккеля, Джозефа Маккэба и Уинвуда Рида, обсуждать с ним работу института не представлялось возможным. Приходилось измышлять ответы на бессмысленные вопросы и восхищаться мыслями, которые были и глупыми, и отсталыми даже в свое время. Вот почему никто не мог обойтись без Уизера, который, один из всех, владел стилем, совершенно удовлетворявшим директора.

Джалс был очень мал ростом, а ноги у него были такие короткие, что его, без должного милосердия, сравнивали с уткой. Былое благодушие его лица подпортили годы чванства и роскошества. Когда-то повести принесли ему славу и влияние; потом он стал издателем научно-популярного еженедельника, и это придало ему такую силу, что имя его понадобилось ГНИИЛИ.

— Я ему и говорю, — сообщил собеседникам Джалс. — «Вы, наверное, не знаете, ваше преосвященство, но современные исследования доказали, что иерусалимский храм был не больше деревенской церквушки».

— Н-да!.. — сказал про себя Феверстон, стоявший чуть поодаль.

— Еще хересу, директор? — сказала мисс Хардкасл.

— С удовольствием, — сказал Джалс. — Недурной, недурной, хотя я бы вам мог показать местечко, где он получше. Как ваша работа, мисс Хардкасл? Реформируете систему наказаний?

— Движемся понемногу, — отвечала Фея. — Если чуть-чуть изменить метод, который…

— Я всегда говорю, — заметил Джалс, не давая ей кончить, — почему бы не лечить преступность, как болезнь? Я, знаете ли, против наказаний. Надо выправить человека, помочь ему… возродить в нем интерес к жизни. Если мы взглянем с этой точки зрения, все прояснится. Надеюсь, вы читали мою речь по этому вопросу?..

— Я совершенно с вами согласна, — сказала Фея.

— И правильно, — одобрил Джалс. — А вот Хинджест возражал мне. Кстати, убийцу не нашли? Жаль старика, но я его недолюбливал. Как говорит Уизер… Да, а где же он?

— Наверное, сейчас придет, — сказала Фея. — Не пойму, куда он подевался…

— Он будет очень жалеть, — сказал Филострато, — что не смог вас приветствовать сразу.

— Ну, это ничего, — сказал Джалс. — Я не формалист, хотя, честно говоря, я думал, он меня встретит. А вы прекрасно выглядите, Филострато. Слежу, слежу за вашей работой. Я, знаете, считаю вас одним из благодетелей человечества.

— В том-то и дело, — сказал Филострато. — Мы как раз начали…

— Помогаю, как могу, — сказал Джалс, — хотя и не смыслю — хе-хе — в технических тонкостях. Много лет положил я на эту борьбу! Главное — сексуальный вопрос. Я всегда говорю, надо снять эти запреты, и все пойдет гладко. Викторианская скрытность нам вредит, да, вредит! Дай мне волю, каждый юноша и каждая девушка…

— У-ух! — тихо сказал Феверстон.

— Простите, — сказал Филострато (он был иностранцем и еще надеялся просветить директора), — дело не совсем в этом…

— Знаю, знаю, — перебил Джалс и положил на его рукав толстый указательный палец. — Вижу, вы не читаете моего журнала. Очень вам советую проглядеть одну статейку в первом номере за прошлый месяц…

Часы отбили четверть.

— Когда мы пойдем к столу? — спросил Джалс. Он очень любил банкеты, особенно такие, на которых ему доводилось говорить речь. Ждать он не любил.

— В четверть восьмого, — сказала мисс Хардкасл.

— Знаете ли, — сказал Джалс, — этот Уизер мог бы и прийти. Я не придирчивый человек, но, между нами, я обижен. Что это такое, наконец?

— Надеюсь, с ним ничего не случилось, — сказала мисс Хардкасл.

— Мог бы и не уходить в такой день, — сказал Джалс.

— Ессо! — сказал Филострато. — Кто-то идет.

Действительно, в комнату вошел Уизер, но не один, и лицо его было еще бессвязней, чем обычно. Его таскали по собственному институту, как лакея. Хуже того, становилось все яснее, что этот гнусный маг и его переводчик собираются присутствовать на банкете. Никто не понимал лучше Уизера, как нелепо представлять Джалсу старого священника, который не говорит по-английски, и нечто вроде сомнамбулы-шимпанзе в одеждах доктора философии. О том, чтобы все объяснить, и речи быть не могло. Для Джалса «средневековый» значило «дикий», а слово «магия» вызывало в его памяти лишь «Золотую ветвь»[30]. Кроме того, пришлось таскать за собой и Стэддока. К довершению бед предполагаемый Мерлин сразу же рухнул в кресло и закрыл глаза.

— Дорогой доктор, — начал Уизер, несколько задыхаясь, — я бесконечно… э-э… польщен. Я надеюсь, что вы без нас не скучали. К моему великому сожалению, меня отозвали перед самым вашим приездом. Удивительное совпадение… другой весьма выдающийся человек присоединился к нам в то же самое время…

— Кто это? — резко спросил Джалс.

— Разрешите мне… — сказал Уизер, отступая в сторону.